Я сибирской породы.

Евгению Александровичу Евтушенко 80 лет.

Я сибирской породы.

Ел я хлеб с черемшой

и мальчишкой паромы

тянул, как большой.

Раздавалась команда.

Шел паром по Оке.

От стального каната

были руки в огне.

Мускулистый,

лобастый,

я заклепки клепал,

и глубокой лопатой,

как велели, копал.

На меня не кричали,

не плели ерунду,

а топор мне вручали,

приучали к труду.

А уж если и били

за плохие дрова -

потому, что любили

и желали добра.

До десятого пота

гнулся я под кулем.

Я косою работал,

колуном и кайлой.

Не боюсь я обиды,

не боюсь я тоски.

Мои руки обиты

и сильны, как тиски.

Все на свете я смею.

Усмехаюсь врагу,

потому что умею,

потому что могу.

Евгений Александрович Евтушенко родился 18 июлят1933 года в семье геолога, на станции Зима Иркутской области. Этому городу
посвящены одни из самых лирических стихотворений поэта. Его отец писал стихи и
привил любовь к поэзии сыну. Уже в 5 летнем возрасте Женя взялся за перо.

Был я столько раз так больно ранен,

добираясь до дому ползком,

но не только злобой протаранен —

можно ранить даже лепестком.

Ранил я и сам — совсем невольно

нежностью небрежной на ходу,

а кому-то после было больно,

словно босиком ходить по льду.

Почему иду я по руинам

самых моих близких, дорогих,

я, так больно и легко ранимый

и так просто ранящий других?

В магазине

Кто в платке, а кто в платочке,

как на подвиг, как на труд,

в магазин поодиночке

молча женщины идут.

О бидонов их бряцанье,

звон бутылок и кастрюль!

Пахнет луком, огурцами,

пахнет соусом «Кабуль».

Зябну, долго в кассу стоя,

но покуда движусь к ней,

от дыханья женщин стольких

в магазине все теплей.

Они тихо поджидают —

боги добрые семьи,

и в руках они сжимают

деньги трудные свои.

Это женщины России.

Это наша честь и суд.

И бетон они месили,

и пахали, и косили...

Все они переносили,

все они перенесут.

Все на свете им посильно,—

столько силы им дано.

Их обсчитывать постыдно.

Их обвешивать грешно.

И, в карман пельмени сунув,

я смотрю, смущен и тих,

на усталые от сумок

руки праведные их.

Я разный...

Я разный -

      я натруженный и праздный.

Я целе-

     и нецелесообразный.

Я весь несовместимый,

                неудобный,

застенчивый и наглый,

               злой и добрый.

Я так люблю,

          чтоб все перемежалось!

И столько всякого во мне перемешалось

от запада

     и до востока,

от зависти

     и до восторга!

Я знаю - вы мне скажете:

          "Где цельность?"

О, в этом всем огромная есть ценность!

Я вам необходим.

Я доверху завален,

как сеном молодым

машина грузовая.

Лечу сквозь голоса,

сквозь ветки, свет и щебет,

и -

  бабочки

       в глаза,

и -

   сено

     прет

        сквозь щели!

Да здравствуют движение и жаркость,

и жадность,

     торжествующая жадность!

Границы мне мешают...

               Мне неловко

не знать Буэнос-Айреса,

               Нью-Йорка.

Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,

со всеми говорить -

          пускай на ломаном.

Мальчишкой,

          на автобусе повисшим,

Хочу проехать утренним Парижем!

Хочу искусства разного,

                    как я!

Пусть мне искусство не дает житья

и обступает пусть со всех сторон...

Да я и так искусством осажден.

Я в самом разном сам собой увиден.

Мне близки

     и Есенин,

          и Уитмен,

и Мусоргским охваченная сцена,

и девственные линии Гогена.

Мне нравится

         и на коньках кататься,

и, черкая пером,

          не спать ночей.

Мне нравится

     в лицо врагу смеяться

и женщину нести через ручей.

Вгрызаюсь в книги

          и дрова таскаю,

грущу,

     чего-то смутного ищу,

и алыми морозными кусками

арбуза августовского хрущу.

Пою и пью,

     не думая о смерти,

раскинув руки,

          падаю в траву,

и если я умру

          на белом свете,

то я умру от счастья,

               что живу.